Разговор двух адмиралов атаман прочитал с не меньшим восхищением, чем в детстве, когда зачитывался Майном Ридом и Жюлем Верном. Это было нечто — поначалу Семенов решил, что водоплавающие тронулись умишком. Но через минуту, когда перечитал снова, понял, что еще немного, и у него самого ум за разум зайдет, ибо поверил написанному.
Григорий Михайлович тяжело встал из-за стола, подошел к иконам и долго молился, что делал довольно редко — неистовы в вере молодые казаки, неревностны, лишь в старости к Богу полностью приходят. А в молодости шашка и есть молитва делом. Облегчив душу, атаман снова сел за стол, угрюмый и задумчивый — в голове царил раздрай, почти такой, как в революцию семнадцатого на улицах Читы.
— Мистика, — прошептал атаман, и вытер рушником пот со лба. Если бы раньше кто сказал ему, он бы напрочь не поверил, да еще плетью поучил такого шутника. Но тут…
Дрожащими пальцами Семенов взял в руки листочек бумаги и негромко прочитал откровение Доржи-ламы, которое тот отправил ему. Григорий Михайлович свободно разговаривал на монгольском и бурятском, как многие казаки, да и добрая примесь местной крови текла в его жилах, и лицо имело типичные гуранские черты.
— Явится воинственный Сульде, и спасет державу от чужеземного владычества, и возродит древнее царство. Будет он белый, свой в чужом…
Неделей назад Григорий Михайлович соотносил это пророчество со своим старым сослуживцем бароном Романом Федоровичем Унгерном, «даурским вороном», как его называли в этих краях. Потомок тевтонских рыцарей засел на станции Даурия и наводил ужас на всех. Уехать в Китай без его ведома никто не мог, а что он делал с красными и евреями, которые попадали в его руки, и представить страшно. Словно приснопамятные времена Чингис-хана вернулись с его «Ясой».
С белесыми безумными глазами, абсолютный трезвенник, а оттого более ужасный, мало ли что по пьяни русские люди творят. Барон носил синий монгольский халат с генеральскими погонами, постоянно был с крепким ташуром в руках, коим и лупил всех провинившихся смертным боем, наводя среди подчиненных дисциплину.
Эта палка творила чудеса воспитания — конная дивизия Унгерна, сформированная из диких азиатов, имела высочайшую боеспособность, и партизаны боялись ее как огня.
Именно с Унгерном Григорий Михайлович связывал свой план, основанный на идеях панмонголизма и вызвавший сильное раздражение в Омске. Семенов был русским патриотом, но уже к осени прошлого года он осознал, что поражение белого движения неизбежно. И за Байкалом ему не отсидеться, когда красная волна захлестнет Сибирь.
Потому заблаговременно начал готовить запасные позиции, и оккупация китайцами месяц назад столицы Монголии Урги прекрасно вписалась не только в его планы, но и в пророчество Доржи-ламы. Все складывалось просто великолепно — воинственный Унгерн со своей дивизией уйдет в Монголию и вышибет оттуда китайцев. Хотя, зная баронский нрав, можно ожидать тотального истребления солдат Поднебесной империи в Урге. Именно жестокость барона напомнит монголам о Чингис-хане, о боге войны Сульде. Вот вам и белое воплощение. А на престол будет возведен духовный глава Богдо-геген, который и возродит монгольскую империю.
А там к Монголии, внешней, как ее называли, или Халхи, можно будет присоединить и Внутреннюю, что находится в составе Китая, и где монголов втрое больше. Потом можно будет подумать и о бурятах по обе стороны от Байкала. Себя Григорий Михайлович видел правой рукой Богдо-гегена, главным князем, а Унгерна главным военачальником.
Насчет собственных полководческих дарований Семенов нисколько не заблуждался — сможет отлично командовать полком или быть хорошим командиром казачьей дивизии, но отнюдь не больше. Не метит он в фельдмаршалы, никак не метит. Не по Сеньке шапка — тут поговорка права.
План хорош, но было в нем одно уязвимое место, которое сводило на нет все. Монголия не могла быть базой для продолжения войны с большевиками, да и вообще любой войны, если она могла продлиться больше полугода. В ней полностью отсутствовало военное производство, впрочем, как любая промышленность — ремесленные мастерские не в счет. А при его скудности снаряжения в Чите, создать заблаговременные запасы невозможно. И японцы не помогут, раз они сделали ставку на Сибирское правительство. Какой хороший план, и все пошло прахом.
Семенов встал из-за стола, прошелся по кабинету. И тут словно осенило — а ведь Доржи-лама прав, он сам неправильно истолковал пророчество. И не Унгерн здесь, хотя репутация того у монголов страшненькая. Арчегов — вот он, в центре этого пророчества.
Все складывается, как куски головоломки. Воинственный донельзя, по чехам прошелся так, что мама, не горюй! Армию создает крепкую, и авторитет начал взлетать на недосягаемою высоту. Сам граф Келлер добровольно стал его помощником. Красный еврейский интернационал, зловещая иноземная выдумка — чем не чуждые России люди с их бесовскими идеями, жаждущие окончательной погибели державы?! А Московское царство Романовых, чем не древняя династия, ведь триста лет с лишним ей — с Михаила началась, и вновь Михаил, как в том откровении святого.
Григорий Михайлович стал утирать обильно потекший пот. А ведь так может и быть — ведь Доржи-лама — бурят, а этот народ в составе России чуть ли не три века состоит. Тогда все верно, и он со своей ставкой на Монголию чуть фатально не ошибся. Тогда ему следует…
Атаман лихорадочно засуетился, стал перебирать бумаги и вскоре нашел нужный листок. В Чите, как во всех губернских городах империи, был поставлен уголовный сыск. Неделю назад контрразведчики отыскали старого чиновника МВД, которому дали на экспертизу докладную записку ротмистра Арчегова, написанную в июле прошлого года (отыскалась в канцелярии генерала Богомольца). Также передали ему листок собственноручного письма генерал-адъютанта Арчегова, полученный атаманом после Рождества.