— Мои, сам недавно их носил. Они вами давно заслужены, а потому вручаю вам их от имени его величества.
Мейбом совершенно растерялся, а ведь такого с ним никогда еще не было, в любом бою он действовал с чрезвычайным хладнокровием. А потому он смог вымолвить совсем неуставное:
— Рад стараться, ваше превосходительство!
— Да, полноте, Федор Федорович, мы друг друга давно знаем, — Каппель огляделся по сторонам, но рядом с ними никого не было — офицеры и солдаты приводили вырытые в снегу окопы в порядок и, глухо ругаясь сквозь зубы, подсчитывали оставшийся боекомплект.
— Контратаковать без патронов — безумие. Только потери напрасные. Но положение резко улучшится на днях, буквально завтра-послезавтра. Наши части штурмом взяли Красноярск, дорога на восток, для подхода частей Сибирской армии от Иркутска, открыта. Патроны будут доставлены, и снаряды, и пушки. А здесь…
Каппель остановился, и пристально посмотрел на капитана. Тот понял, что сейчас услышит нечто важное, и не ошибся.
— Смотрите, Федор Федорович, с запада на восток есть только две параллельных дороги. Вдоль железнодорожной магистрали, где отступала 2-я армия, и переселенческий тракт, по которому отходили наши части. А также множество дорог, которые идут от сел к станциям. Получается своеобразная «лестница». — Генерал носком сапога изобразил на снегу нечто подобное.
— Красные далеко зарвались, у них потери в живой силе, нехватка боеприпасов — тылы ведь отстали. И вот что получается. Их 30-я дивизия полностью уничтожена под Ачинском нашим первым корпусом генерала Молчанова, ее начдив Лапин убит, — Каппель ткнул в самый конец верхней длинной направляющей. Потом коснулся противоположного конца и пояснил:
— Ижевцы и воткинцы сейчас идут сюда, на станцию Боготол, полсотни верст вперед. Оставляют сильные заслоны из пехоты и казаков на всех станциях, полностью перекрывая поперечные дороги. И как вы думаете, капитан, что произойдет в самые ближайшие дни?
— Красные окажутся в окружении, — Мейбому все стало ясно. Он восхитился дерзким замыслом. — Рокадные пути к магистрали закрыты, в тылу ижевцы, а с этой стороны тракта ударим мы. А их 35-я дивизия истратила в бесплодных атаках на Назарово последние патроны и понесла потери. Отступать некуда — с юга непроходимая тайга. Можно только рассеяться…
— Вы верно оцениваете положение, Федор Федорович. А потому ваш батальон завтра пойдет вперед, в авангарде корпуса. Это наша единственная кадровая часть, прежняя, ведь все остальные батальоны новые, сводные из бригад и даже дивизий. А потому дерзайте, полковник Мейбом!
В просторных краснокирпичных казармах, где размещались китайцы из 1-го Маньчжурского стрелкового батальона с приданной штрафной ротой, Ефим Георгиевич ощутил дуновение того старого, почти потерянного мира. Главных революционных примет — вони от загаженных полов и густого махорочного дыма — не ощущалось и в помине. Что и говорить, бывший «семеновский» генерал Скипетров свое дело знал туго, и поставленный командовать всей этой разношерстной сволочью — наемной китайской и разгильдяйской русской — сумел навести порядок, пусть и драконовскими мерами.
Именно эти его действия вызвали инспекцию правительства — сам Вологодский, по жалобе министра внутренних дел Яковлева, прибыл в казармы, приказав явиться и Сычеву как военному министру.
Однако Петр Васильевич, вначале недовольно морщившийся, глядя на трупы казненных дезертиров, получив необходимые разъяснения от военного юриста, признал действия Скипетрова обоснованными, ведь лица, объявленные в проскрипционных списках, могут быть казнены за малейшие преступления, коим безусловно является дезертирство и противодействие начальству, без суда и следствия, по приказу командира.
Вологодский только попросил убрать трупы, мол, не стоит так демонстрировать и в дальнейшем вешать только по ночам и тут же снимать, дабы не смущать обывателей.
«Да, уж», — решил про себя Сычев, — «общение с Арчеговым и Яковлевым премьеру явно пошло на пользу. От первого набрался жестокости, необходимой в это время, а от второго получил изрядную долю цинизма».
Скосив глазом на бывшего каторжника, Ефим Георгиевич тут же помечтал, видя, что на суку тополя, где качался на ветру висельник, найдется еще местечко и для этого хитреца. Веревку найти можно, а от щедрот своих кусок мыла добавить. Ради этого Сычев бы и недельку в бане не помылся.
Смущало поведение Яковлева — тот не скрывал своего удовлетворения визитом, и сейчас уже пошел в раскрытые ворота, где у правительственных автомобилей толпились обыватели и настороженно замерли несколько охранников. Вологодский чуть помедлил и, сопровождаемый двумя офицерами, пошел за главой МВД.
А сам Сычев не удержался от маленькой мести, от которой он не смог отказаться. Уж больно ненавидел военный министр атамана Семенова, этого мужлана с испитым лицом и грязными ногтями, и его окружение, в котором были одни бездельники и холуи.
— Я доволен вами, Леонид Николаевич, — со слащавой улыбкой обратился он к Скипетрову, который бросил на него ненавидящий взгляд, но молчал, скованный по рукам и ногам субординацией.
— Если отличитесь, то я поставлю вопрос о присвоении вам вашего давно заслуженного чина… Подполковника!
И тут же милостиво улыбнулся бывшему генералу, который мгновенно побагровел и раздулся, как болотная жаба, от еле сдерживаемого бешенства. И руки не подал Сычев, демонстративно показав Скипетрову надетые перчатки. Вот так-то, пусть знает свое нынешнее место бывший помощник атамана Семенова. И стало Ефиму Георгиевичу на душе приятно — унизив выскочку, он отомстил за давнюю обиду.