— Граф, завтра будут проведены учения, на которых будет отрабатываться атака бронепоездами при поддержке пехоты и артиллерии. Пока есть время, нужно наладить взаимодействие между частями. Потом просто не будет возможности для обучения. К сожалению, я не могу задействовать авиацию — новые аэропланы подойдут только через неделю, хотя есть надежда на лучшую работу железнодорожников.
— По крайней мере, пока я ехал, на Кругобайкальской дороге был порядок, почти такой же, как до войны.
Ермаков встал и прошелся по салону — союзники лишились значительной части подвижного состава, особенно комфортабельных «пульманов». А этот вагон вообще принадлежал генералу Сырову, что придавало определенную перчинку в его обладании. Константин вспомнил, как гневно сверкал глаз этого чешского Кутузова, и усмехнулся. Приятно осознавать, что поговорка «из грязи в князи» может иметь и обратный ход.
Но внутри он чувствовал холодок — не таким он представлял разговор с Келлером. Он настаивал перед Вологодским на назначении командующим именно графа, ведь тот имел в русской армии определенный вес и овеянное славой имя. Но премьер-министр как-то странно посмотрел на Константина, хотя между ними стали складываться вполне дружеские отношения, несмотря на возрастную разницу.
А может, и благодаря которой, ведь Петр Васильевич в отцы годился. Но тут Вологодский ему и резанул прямо, что Келлер сам категорически отказался принимать армию и будет служить на той должности, которую определит ему командующий. И снова бросил странный взгляд на Константина.
Встретившись сегодня первый раз с графом, приехавшим с утра из Иркутска, Константин был немного озадачен. Старый генерал больше слушал, чем говорил, а внимал так, что бывший подполковник ВДВ не уловил даже малейшей нотки фальши или наигранности. Зато расспрашивал за троих — генерала интересовало буквально все, начиная от ночной атаки Глазково и захвата чешских бронепоездов, до тактического взаимодействия различных родов войск, включая авиацию.
И это было удивительно — ведь Константин ожидал старческого тщеславия и некоторого высокомерного снобизма, пообщался за эти две недели с генералами как «старыми», так и новыми, «семеновской» или «колчаковской» выпечки. И не уловил в них интереса к военному искусству. Но Келлер держался совершенно иначе, а такое поведение, не укладывавшееся в представления, озадачивало настолько, что сейчас Арчегов-Ермаков решил рискнуть и спросить напрямую. Вряд ли генерал будет лукавить…
— Вы можете мне ответить на один вопрос, Федор Артурович?
— На любой, ваше превосходительство. — Старик сверкнул глазами. Ермаков крякнул — в голосе Келлера не было скрытой издевки при таком обращении к полковнику, как у других царских «воевод». Титуловать его таким тоном могли только адмиралы, Колчак и Смирнов, да престарелый казачий генерал Катанаев, намыкавшийся в эвакуации. И еще атаман Оглоблин, но тот на войне с немцами полковником был.
— Служить под вашим началом для меня, как и для многих других офицеров, будет великой честью. Вы генерал от кавалерии, одно из легендарных имен русской армии! И потому мне непонятен ваш отказ Петру Васильевичу Вологодскому! Извините великодушно, но и я сейчас обращаюсь к вам с покорной просьбой возглавить армию.
— Прошу простить, ваше превосходительство, но я отказываюсь. И попрошу вас, Константин Иванович, не возвращаться к этой теме.
— Но почему, Федор Артурович? — Ермаков не справился с удивлением, ведь и Артемьев, Ханжин и многие другие генералы вели себя совсем иначе.
С руками бы вырвали назначение, а тут такой резкий отказ.
— Вам знакома одна поговорка, ваше превосходительство? Что коней на переправе не меняют. Тем более не заменяют их старыми клячами!
— Федор Артурович! — Ермаков ошалел от слов Келлера. И только смог возмущенно прошипеть, ошарашенно взирая на ухмыльнувшегося генерала. Тот, словно не заметив изумления своего молодого собеседника от такой прямоты, продолжал чеканить слова, блестя юношескими глазами.
— Когда началась война с германцами, наши генералы зачастую не знали, что делать с пулеметами и пушками. А сейчас бой ведут бронепоезда, аэропланы, блиндированные автомобили и танки. Я внимательно вас слушал, а потому представил, что произошло бы с кавалерийской дивизией, будь она атакована тремя десятками аэропланов. Массированная воздушно-штурмовая атака, как вы говорили…
Келлер остановился, прикрыв веки, беззвучно пошевелил губами, будто смакуя услышанный от Арчегова термин. В такт мыслям покачал головой.
— Страшное дело… Война меняется до неузнаваемости. Тут не переучиваться, тут заново учиться надо. Нет, Константин Иванович, мне, старику, этого сейчас не потянуть. А раз вы и знаете войну по-новому, и, главное, умеете так воевать, — Келлер обвел взглядом трофейный салон, на стенке которого был нарисован чешский флажок, — вам и карты в руки. А я помогать буду. Как говорится, на подхвате. Вот так-то, ваше превосходительство, и иначе нельзя, в этом я убежден, и не только я один…
Вот, значит, как! Теперь Ермаков был убежден, что Келлер имел приватный разговор на эту тему не только с Вологодским, но и с Колчаком. И те не только смогли убедить генерала, но и заочно сделать его сторонником молодого командующего. И что старик постоянно употреблял «ваше превосходительство», стараясь не переходить на имя-отчество, в этом случае имело обоснование. Демонстрируя такое обращение перед всеми, старый граф не только укреплял его авторитет, но и приручал его самого к мысли, что иного он на должности командующего не видит.